ВОКЗАЛЬНАЯ
Шесть часов ожидания на вокзале Екатеринбурга в позднеосенний день – это особое испытание. Все газеты, в том числе и местные, уже прочитаны, а желудок в полной мере испытал последствия эксперимента с вокзальной едой. Неуклюжие просьбы угостить, проявляющегося в серых силуэтах «местного населения» неопределенного возраста, были свидетельством того факта, что я в этом городе явно задержался. Пришлось в очередной раз посетить основные залы, обходя кричащих уборщиков и стадо цыган, поселившихся на втором этаже. Однако мои попытки скоротать время посредством прогулок «восьмеркой» по этажам вокзала вызвали интерес со стороны мужчин в форме. Гулять же на привокзальной площади и окрестностях в этот промозглый ноябрьский вечер мог только одержимый. Я и был таковым, однако мои ботинки протестовали, намекая влагой в верхней части, что они обещали быть мне верными только два сезона. Да, я любил осень, как любой «скорпиончик» или, по крайней мере, почитатель Александра Сергеевича, однако на улицу выходить не хотелось, потому что считал самой скверной именно такую погоду: ни осень, ни зима…
Распространенное мнение, согласно которому девушка одна на вокзале в полночь не может быть приличной, все-таки явное преувеличение. Я так думал, вернее, пытался так думать, хотя подсознание собирало все отрицательное в поведении этой девицы. Действительно, почему она уже в третий раз заходит в этот зал, который рассчитан на солидных пассажиров, и ей вряд ли по карману. Ну, вот зачем этот странно-таинственный взор как бы сквозь человека, при том, что этот человек – мужчина? Да, подобных взглядов удостаиваются, как правило, мужчины. Я это приметил, наблюдая за этой особой целых два часа. А что было делать?! И прическа экстравагантная, что не украшает, а уродует ее. Действительно, зачем делать длинную челку, закрывающую почти всю левую половину лица? И куртка какая-то аляповатая, не по сезону, обвешанная массивными значками. Окончательно доконали меня наколки, которые вынырнули вдруг из-под легкого рукава, когда девушка поправляла вязаную шапочку. Все с ней понятно. Не похоже, чтобы она, подобно мне, вынуждена была шесть часов ждать поезда.
Обнадежило меня вдруг посветлевшее окно. Вся привокзальная площадь покрывалась пока еще тонкой, чистой простыней первого снега. Фонари подчеркивали косые стрелы снегопадения, и эти желтоватые пузыри как бы всасывали в себя последнюю, грязную осеннюю тоску…
Я решил оставшееся время потратить на прогулку по тем улочкам города, где еще не бывал. Однако вскоре из чернильных небес выплыли купола храма, всасывая все окружающее, внезапно оказавшееся абсолютно неважным. Пятикупольный, золотоглавый Храм, вертикально устремленный ввысь, как бы парил на фоне осеннего неба и, несмотря на всю свою мощь, оставлял впечатление легкости. Главный купол похож на горящую поминальную свечу, а сама гармоничная простота величественного собора, его возвышенность над обычной городской суетой подчеркивали легкость перехода в инобытие. И в этом состояла особая символика.
Поддаваясь этому внутренне-небесному позыву, я двигался, особо не разбирая дороги, и вскоре храм распахнулся передо мной как долгожданная книга. Я обошел храм снаружи несколько раз, потому что готовил фотовыставку, которую заказали мне знакомые из галереи. Вообще-то, у меня уже было достаточно снимков для подобного мероприятия. Однако эти косые стрелы на фоне куполов в свете прожекторов создавали особое настроение, поскольку нечто глубинно-метафизическое соединялось с сиеминутным...
Когда поднимаешься по ступеням длинной храмовой лестницы, то охватывает какое-то необыкновенно торжественное чувство. Перед глазами вырастает громада собора, построенного в византийском стиле, что это сделано неслучайно, ведь так важна связь с родиной православия – Восточной Римской империей, преемницей которой Россия себя всегда считала.
Ощущение пролитой здесь крови особенно чувствуется в нижней части собора, где стены отделаны красноватого цвета гранитом и мрамором, символизирующим пролитую здесь кровь.
Скульптура, изображающую людей, идущих навстречу своей смерти, всегда волновала на подходе к храму. Это символический крест и спускающаяся от него вниз винтовая лестница, на ступени которой шагнули одиннадцать человек.
Я бывал в храме неоднократно, однако его метафизическая сущность особо проявлялась именно в этот поздний осенний вечер. Особенно меня поражал тот факт, что план Храма-на-Крови повторяет план ипатьевского дома и его подвала. Я задержался в нижнем храме, где произошло убийство царской семьи более столетия назад. Мне была по душе спокойная и строгая атмосфера этой части собора. Справа расположены поминальные плиты с именами всех членов царской семьи. Здесь же находится главная святыня – алтарь, возведенный на месте гибели царской семьи. Слева поминальный крест и таблички с именами помощников царской семьи, которые вместе с ними приняли мученическую смерть.
Тем ощутимее был контраст с верхним храмом, где было много солнца, свободно льющегося из больших окон. От тягостных ощущений подвала позволяют избавиться уникальный беломраморный иконостас, традиционное православное убранство и множество горящих свечей. Все более явным становилось чувство освобождения от места страшного злодеяния и нарастало чувство избавления от тьмы и благоговения перед вечным светом. Так, наверное, и должно быть – тихо думалось мне.
В полутьме, где портреты дочерей нашего последнего царя Николая II, я услышал шепот. Я вначале даже не сразу определил источник этого грудного звука. «Вы, красивые мученицы, помоги мне избавиться от этого родимого пятна – я уже почти насобирала деньги на операцию; осталось совсем немного на поезд…Он тогда меня полюбит…»
Я не стал мешать и повернулся к выходу, когда услышал вздох, и из темноты появилась тонкая фигура, а когда приблизилась к прожекторному свету, то я с изумлением узнал «вокзальную» девушку. Она меня вряд ли заметила из-за слез, что весенними ручейками стекали по бледным щекам. Пытаясь заправить пышные волосы, растекающиеся по жиденькому воротнику тонкой самодельной курточки, сшитой из отдельных кусочков, она сняла вязаную шапочку. Совершенно отчетливо перед моими глазами на верхней стороне левой щеки высветилось довольно большое родимое пятно…
От Храма-на-Крови во имя Всех святых, в земле Российской просиявших, сутуля плечи от холода, в глубину екатеринбургских дворов по снегу, уже смешанному с грязью, уходила худенькая заплаканная девушка, унося с собой частицу сияния…